МАРИЯ ВИНОГРАДОВА

В.: Ты боялась, что это все может затянуться надолго?

М.: Знаешь, Вер, когда ты долгое время не можешь пошевелиться, разогнуться, ходишь скрюченная, в голову лезут неприятные мысли. Точного прогноза, когда я вернусь в форму, не было. Я взяла свою волю в кулак. Через месяц доктор разрешил мне начать заниматься, хотя изначально мне говорили, что я буду лежать минимум 3 месяца, что обычно для такой операции. Я пролежала месяц, на третью неделю я разогнулась и начала потихоньку входить в форму. И ровно через 2 месяца с момента операции я вышла на сцену в «Артефакт-сюите».

В.: Еще есть какой-то дискомфорт?

М.: Конечно, есть. Я не могу сказать, что я уже вернулась в свою прежнюю форму. Она не наберется пока я ее не натанцую.

В.: У тебя это первая травма такого масштаба?

М.: У меня был перелом плюсневой кости, но это было на втором году работы в театре.

В.: А как много нужно времени, чтобы вернуться в нормальное эмоциональное состояние?

М.: У всех это происходит по-разному. Когда я вернулась к занятиям, я поняла, что не сильно вышла из формы. Например, после декрета ты вообще как Буратино стоишь у станка и не понимаешь, откуда растут ноги и руки. Конечно, мне было тяжело поднимать ногу назад, тянуло.. Но в голове была четкая цель – выйти на сцену 7го марта. Мы эту дату утвердили с Махаром Хасановичем (худ.рук.Большого театра, прим.), и я шла к этой цели.

М.: Сейчас расскажу историю, которую очень люблю рассказывать всем, и ты, Маша, ее тоже уже слышала, конечно. Лет 5 назад я в отпуске читала Татлер, а на обложке — Мария Виноградова и Иван Васильев. И с таким интересом я прочитала о вас эту статью! И кто бы знал, что спустя несколько лет жизнь мне подарит знакомство с вами. А надо сказать, что Маша была первой балериной, с кем я лично познакомилась в реальной жизни…

М.: Я еще вас, зрителей, между собой перезнакомила.

М.: Я была, подтверждаю, что был замечательный спектакль!

Ты вообще «удачлива» на такие ситуации – «Иван Грозный», где тебя вызвали на замену из зрительного зала, премьера «Зимней сказки», где прямо во время спектакля у тебя травмируется партнёр, и к тебе выходит новый…

В.: А про «Ивана Грозного» расскажите, я не знаю.

М.: Я могу рассказать, как это было с моей, зрительской стороны. В тот день танцевал Ваня (Иван Васильев, муж Марии Виноградовой, прим.), с ним Ольга Смирнова. Маша была в зале, мы договорились в антракте встретиться в буфете. И перед антрактом Ольга Смирнова неудачно падает во время монолога на руку, но вроде встает, продолжает танцевать. Было непонятно, насколько это все серьезно. В антракте Маша к нам в буфет не приходит. А потом мне звонит Кристина Кретова, которая тоже тогда была в театре, и говорит, что Маша экстренно во втором действии выходит на замену…

М.: А откуда они могли точно знать, что ты на спектакле?

М.: Ну если Ваня танцует, то я в зале. Это стандартная история. В общем, меня ведут, а я понимаю, что это сложнейший балет. Я прибегаю в гримерку, девчонки мне говорят, что меня уже несколько раз искали по громкой связи. Я начинаю судорожно искать пуанты, а у меня после репетиции был бардак, и я пыталась найти две одинаковые. Я сижу в одних колготках, говорю своему костюмеру: «Вера, видишь вот эту туфлю? Иди ищи вторую такую же!» При этом, периодически я тоже начинаю плакать от ужаса, потому что я не помню ничего. Мне дали айфон, включили запись спектакля в ютьюбе. И вот я с этим айфоном, режиссер спектакля бегает за мной, на сцене стоит Юрий Николаевич (Григорович прим.), который вообще не понимает, что происходит. Я говорю ему: «Сейчас все будет нормально!» Это, конечно, был кошмар, я на таких эмоциях была! Когда уже объявили в зрительном зале о замене, прибежала Нина Львовна (Семизорова, педагог Марии Виноградовой, прим.), я снова начала плакать. Ей позвонили, и она прибежала из дома. Я реву, Махар Хасанович на меня кричит, чтобы я собралась…Сейчас это смешно воспоминать, но на тот момент я была в ужасе. Слава Богу, что с Ваней мы уже танцевали «Грозного», все пошло хорошо. С Ваней вообще проблем в дуэте не бывает. Мне было очень приятно, как вся труппа меня поддержала. Они мне так хлопали, я очень растрогалась.

В.: Все равно это огромный стресс. Не каждый так сможет.

М.: Мне вообще всегда очень тяжело смотреть Ваню в этом спектакле. «Иван Грозный» — сложнейший для мужчины балет. Поэтому я уже в тот день уже была в напряжении, ну и плюс все эти события.

М.: Все эти форс-мажорные ситуации – ты можешь сказать, что они тебя научили чему-то, сделали тебя сильнее и готовой ко всему?

М.: Не знаю, особого какого-то опыта я не приобрела, кроме седых волос. Это шутка (смеется). Произошло и произошло.

М.: По моим наблюдениям у тебя железный характер, несмотря на твою хрупкую внешность…

М.: А без этого никуда в нашей профессии.

М.: Эти качества у тебя с рождения или приобретенные в процессе учебы и работы в этой профессии?

М.: Наверное, с рождения. Я сама пришла в эту профессию, топнула ногой и сказала, что хочу быть балериной. Мои родители понятия не имели, что это. Папа вообще мечтал, чтобы я была таэквондисткой. Я ходила на таэквондо.

М.: Сложно сейчас представить тебя в таеквондо.

М.: Я была единственной девочкой в группе.

М.: А как ты вдруг захотела в балет?

М.: В детстве родители меня отдавали в разные кружки, чтобы направить энергию в мирное русло. В том числе им предложили попробовать меня в балете. И я сказала, что хочу. И понеслось… В училище я поступила сама, когда я прошла в 3 тур, папа пришел домой и сказал: «Случилось страшное, ее взяли!». Сейчас они уже втянулись, приходят на спектакли. Без характера в нашей профессии не выжить вообще. Тем более в наше время, когда столько талантливых и успешных людей вокруг…

В.: Талантливые люди были всегда, но чтобы пробиться все равно нужен характер.

М.: Наверное, не только характер. Звезды должны сойтись.

М.: Ты занята во многих балетах Григоровича, в том числе в его фирменных – «Спартак», «Легенда о любви», «Иван Грозный». Для меня лично твои Фригия и Ширин являются эталонными, лучше для меня нет. Расскажи о своей работе в этих балетах. Насколько я знаю, партия Анастасии вообще была твоей первой крупной ролью?

М.: Такого масштаба – да. До этого я танцевала Магнолию в «Чиполино». Это была моя первая афишная партия. Но «Грозный» был первым таким мощным спектаклем. Мы по два часа репетировали с Юрием Николаевичем. У нас изначально было 4 состава, 4 пары, и Юрий Николаевич репетировал с каждой парой лично, сам. И я никогда не забуду первую репетицию, когда я зашла в зал. Я тряслась как листочек на ветру. Он меня тогда еще не знал. Может быть, знал, кто я , видел на сцене, но в работе один на один мы еще не сталкивались. И он подошел, посмотрел мне в глаза и сказал «Ну давай». Конечно, на репетициях с ним ты выкладываешься даже не на 200 процентов, на миллион! Ведь ты танцуешь его спектакль, и других вариантов у тебя нет. Огромное спасибо Мише Лобухину. Он тогда уже был опытным артистом и очень мне помогал, рассказывал что-то. Как Григорович нас изначально взял – 4 состава: Аня Никулина с Пашей Дмитриченко, Нина Капцова с Сашей Волчковым, Оля Смирнова с Владом Лантратовым и мы с Мишей, так мы и станцевали. Но репетиционный промежуток был очень веселым. В какой-то момент мы все выучили текст, спектакль был уже хорошо подготовлен, а до премьеры оставалось время. И Юрий Николаевич каждый день с утра на прогонах создавал новые пары. Например, я с Дмитриченко прохожу, а Никулина с Лобухиным. В репетиционном зале мы ни разу не виделись, и на прогоне вдруг менялись. Может быть он что-то искал… Но в конце концов, мы так и остались в тех же парах.

В.: Григорович, конечно, личность неординарная, противоречивая, о нем ходит много слухов. Ты с ним много работала, лично для тебя какой он? Действительно такой страшный, как рассказывают, или работать было комфортно?

М.: Он очень строгий. Но требует по делу и хочет получить результат. Может отругать, это нормально. Он – лидер, к которому все тянутся. Вокруг него всегда люди. В конце каждой репетиции он стоял в зале и говорил: «Все подойдите сюда». И что-то тихо говорил, все напрягались и слушали. Он живет этими репетициями, артистами. На репетициях всем все должно быть комфортно – свет, декорации, костюмы — он все делал для артистов. Если вдруг неправильный свет, он мог даже накричать, все остановить. Но и артистам прилетало по полной программе. Он строгий, но добивался супер-результата.

В.: А сейчас он часто присутствует на репетициях?

М.: Нет. Последний раз мы с ним виделись в Греции в прошлом году. Мы ездили танцевать «Спартак» с Денисом Родькиным, Катей Шипулиной и Сашей Волчковым. Он повез нас в своей любимый ресторан. Он все помнит, рассказывал про свое детство…Очень жаль, что никто это не записывал… Он помнит каждую деталь, каждую! Гениальный человек. Ты сидишь и понимаешь, что рядом сидит гений – как он видит этот мир, как видит балет, свои спектакли. Такие моменты остаются навсегда в памяти.

М.: Дай Бог ему долгих лет. Я считаю, что мы – счастливчики, что застали его при жизни.

М.: Так было и с «Легендой». Он тоже с нами лично репетировал. И мы тоже были в стрессе.

М.: Да, я считаю, что эти три спектакля – «Спартак», «Легенда о любви» и «Иван Грозный» — гениальные. Насколько каждый из них самобытен в хореографии..

М.: Это шедевры. Одни из моих любимых спектаклей в театре. Когда «Иван Грозный» идет, я не дышу. Неважно, на сцене я или сижу в зале.

М.: Очень жаль, что в этом году нет в афише «Легенды о любви».

М.: Да и «Спартака» три спектакля всего. Мы скоро поедем в Новосибирск с «Иваном Грозным».

В.: У меня вопрос про педагогов. В настоящее время ты репетируешь под руководством Нины Семизоровой. Расскажи о вашей совместной работе. Давай объясним нашим читателям, в чем такая важность педагога?

М.: В доверии. Я хочу сделать небольшой экскурс. Когда я только пришла в театр, я репетировала с Татьяной Николаевной Голиковой. Татьяны Николаевны не стало, и я была на распутье. Как молодая балерина, я не знала, к кому идти. Изначально мне очень помогали Мария Александрова и Мария Евгеньевна Аллаш. Сплоченность учениц Татьяны Николаевны очень помогла. Уже в ту пору, когда Татьяна Николаевна болела, они уже помогали мне репетировать, и я за это им очень благодарна. Когда все произошло, я понимала, что мне надо делать какой-то выбор. И Мария Евгеньевна Аллаш предложила мне попробовать порепетировать с Ниной Львовной. Был такой момент, театр уехал на гастроли, а у меня готовилась премьера в «Шопенинане». И с первой репетиции с Ниной Львовной, я сразу поняла, что это мой человек. Она светится, у нее безграничная энергия и позитив, она как солнышко. Я поняла, что это мой педагог, и мы начали наш творческий путь. Конечно, она для меня большой авторитет. Все ее пожелания и замечания всегда для меня очень важны. С ней очень легко работать, я иду к ней как на праздник. Она всегда подскажет, причем не только в балете, но и в жизни. Недавно Анечку приводила на «Дон Кихот», танцевал Ваня. И из всех встретившихся ей людей она пошла на руки только к Нине Львовне. Села к ней на колени. И я понимаю Аню. Этим все сказано.

В.: Ты начинала под руководством Голиковой, сейчас работаешь с Семизоровой. Ты уже давно профессиональная серьезная балерина очень высокого уровня. Интересно, в твоем ощущении, насколько различен подход твоих педагогов по подаче? Что каждая из них тебе дала в твоем творчестве?

М.: Мне сложно будет ответить тебе на этот вопрос, потому что Татьяна Николаевна взяла меня зеленой девочкой после училища. Мы не так много с ней поработали. Она была невероятной женщиной – красивой, элегантной, со стилем. Она всегда так тихо и спокойно говорила. Но при этом была очень строгой. Дисциплина – это все. Это правильно, на мой взгляд. Для меня это было то, что доктор прописал. И все ее ученицы были очень дисциплинированы. Мы никогда не позволяли себе прийти на репетицию в рваном трико, в грязных пуантах. У нас всегда были чистые ленточки, туфли, аккуратный вид. Она не допускала неаккуратности в зале. Она была требовательным педагогом. Возможно, частично мой железный характер передался от нее. У меня перед глазами еще всегда пример Марии Евгеньевны Аллаш. Она – железная балерина. Станцевав «Баядерку», она на следующее утро уже стояла на классе и делала его полностью. В то время как я умирала после «Теней», ноги отваливались. А она стояла у станка в 10 утра.

М.: Очень здорово, что Мария Аллаш теперь педагог. Воспитает таких же прекрасных артистов. Ты — совершенно точно лирическая балерина, тебе это очень идёт, но также ты очень хороша в современной хореографии. В частности, балет «Артефакт-сюита» — пример современной хореографии. Тебя за эту работу очень хвалили. Тебе самой что ближе?

М.: Мне интересно все, но станцевать что-то из Форсайта было в некотором роде мечтой. Я очень рада, что это получилось. Конечно, очень жаль, что он не смог приехать и лично с нами поработать. Но это был интересный экспириенс и вызов своему телу. Я же не особо задействована в современном репертуаре в театре, больше в классике. После кастинга я сразу попала в составы. Мне сразу стало интересно посмотреть для себя, что это, чтобы иметь хоть какое-то представление, потому что у Форсайта много разного, интересного. И нигде в интернете я не смогла найти запись «Артефакт-сюиты». Потом я выяснила, что это большой спектакль, а из него вырезана часть. Когда нашла, подумала: «Интересно, я вообще могу такое станцевать?» (улыбается) Я, в принципе, сомневающийся человек всегда. Но Нина Львовна однажды сказала мне фразу: «Цель не терпит сомнения», и теперь это мой девиз по жизни. У нас прошел кастинг, мы отсортировались на первый/второй дуэт и начали репетировать. Мне действительно было это очень интересно, в какой-то момент я увидела, что у меня начинает получаться. Еще мне очень повезло с партнером — Влад Лантратов, с которым не задумываешься о технической стороне дуэта.

В.: То есть кайф тебе удалось получить от исполнения?

М.: Да, да, да! Абсолютно. Это так увлекательно, и каждый раз ты понимаешь, что можешь сделать это еще лучше.

В.: Я всегда так радуюсь, когда такое слышу. Мы обсуждали с Машей, что берем интервью, чтобы услышать именно это — как артист горит новыми проектами. Хотя в одном из недавних интервью ты сказала, что являешься приверженцем классики. А к современным постановкам относишься прохладно.

М.: То, как сейчас иногда представляют современную хореографию — голые валяющиеся по полу люди — этого я не понимаю, если честно. Прополз червячком, и шедевр, все кричат браво. Это может существовать, но не на сцене главных театров мира. В экспериментальных театрах — почему бы и нет?

В.: Тогда поговорим о пограничных балетмейстерах. Как ты, например, относишься к Джону Ноймайеру? Ведь ряд его постановок классическими в полном смысле слова не назовешь.

М.: Но и современными тоже не назовешь. Почему нет? Но в силу разных обстоятельств так мне и не удалось с ним поработать. Я тоже была в кастинге на «Каренину», но не сошлось. Я была в составе с Якопо Тисси. Как раз в тот день, когда у меня была та история с «Иваном Грозным» , нам сказали, что мы не будем танцевать.

М.: Но у тебя есть прекрасная партия Манон в «Даме с Камелиями».

М.: Да, мне нравится дуэт, он красивый. Долго правда (улыбается).

М.: Мне очень нравится, что у вас такой интересный грим, выбеленные лица, это всегда для меня придает особый мистицизм.

М.: Мы же как альтер-эго главных героев.

В.: По твоим ощущениям, какая партия тебе ближе или интереснее всего? Не знаю, что именно я хочу спросить (улыбается) … то ли, где больше тебя? То ли, какая работа тебе интереснее?

М.: Ты же знаешь, что ни один артист балета не ответит тебе на этот вопрос. Все партии любимые! Все хотим станцевать. (смеются) Мне интересны вызов и провокация. Я бы с удовольствием станцевала то, чего вы не ожидаете от меня.

М.: Раньше было такое понятие «амплуа».Как ты считаешь, это все ещё работает? Или сейчас уже все это размыто, и балерина должна танцевать все?

М.: Машуль, мне кажется это было триста лет назад. Сейчас это уже никому не интересно. Все хотят быть универсальными.

М.: Я поясню. Иногда смотришь на артисток балета и понимаешь: одна – Мирта, а вторая – Жизель.. Хотя ты танцуешь оби партии. (смеются). Ок, одна – Эгина, другая – Фригия и так далее.

М.: Знаете, мне кажется, что единицы могут перепрыгнуть из горячего в холодное. Но в этом, наверное, заключается момент актерской работы. Честно, мне было бы дико интересно попробовать станцевать Эгину, хотя я понимаю, что это никогда не произойдет.

М.: У нас был вопрос про партию мечты, который мы обычно спрашиваем артистов..

М.: Никто, наверное, не смог сказать.

В.: Интересно, что все с легкостью ответили: для Винокур – это танец с барабанами, для Кретовой — это Маргарита и так далее.

М.: Я не скажу, честно. Я настолько жадная до работы! Мне необходимо успеть все, все станцевать. В прошлом году у меня был богатый сезон на премьеры. Я станцевала Китри в «Дон Кихоте» и Никию в «Баядерке», но не в Большом театре пока. Их я мечтала станцевать. Станцевала в Михайловском. Прекрасный театр, очень его люблю. Сцена уютная, и зрители всегда тепло принимают.

М.: Ждем в Большом, но, надеюсь, и до Питера доедем.

М.: Приезжайте!

М.: Мы и твои поклонники часто сетуем на то, что тебе не дают многие партии, в которых ты могла бы быть очень хороша. В частности, очень хотелось бы увидеть твою Жизель и Китри. И ты успешно исполняешь их на сценах других известных театров. Не было ли соблазна последовать за мужем и перейти, например, в Михайловский театр и получить, возможно, больше ролей?

М.: Машуль, Большой театр — это мой дом. Всякое бывало, и всякое еще будет. Я благодарна Михайловскому театру за то, что они дают мне возможность танцевать партии, о которых я мечтаю. Так я отвечу на ваши каверзные вопросы. (смеется)

В.: Поговорим про «Зимнюю сказку». Премьера состоялась в прошлом году. Мне очень полюбился этот спектакль. Ты — первая исполнительница Утраты в Большом театре. Уверена тебе есть, что рассказать.

М.: Я желаю, чтобы в нашем театре были как можно чаще такие премьеры, как «Зимняя сказка». То, с каким энтузиазмом работала вся труппа, как горели артисты, подобного я давно не наблюдала. Начиная с ведущих, а они всегда живут этим, но данной постановкой жили все — весь театр. Совершенно чудесный оркестр, который играл на сцене. И сами артисты. Это был потрясающий опыт. Все постановщики, которые приезжали к нам, это замечательные понимающие люди, заставляющие работать (улыбается). Когда начались постановочные репетиции, постоянно менялись составы, списки.. меня определили на две партии: Утрата и Гермиона. Но репетиции шли всегда параллельно. Утрата как-то была мне ближе. И когда мы начали репетировать, с нами был совершенно замечательный ассистент Джон, который разбирал каждый мизинчик на ноге и на руке. Изначально у нас не было градации «первый/второй состав». Все ждали Кристофера (Уилдона, прим.). Я стояла в составе с Давидом Соаресом. Около месяца мы репетировали. Кристофер приехал тогда, когда мы все знали материал. Я помню первую репетицию. В тот день была «Дама с Камелиями», и я в полном гриме репетировала Утрату. Выбора не было, надо было репетировать. Потом Кристофер перетасовал составы. Он хотел, чтобы мы танцевали с Владом (Лантратовым, прим.). А у него на тот момент были постоянно гастроли, уезжал-приезжал. На первый спектакль мы вышли вместе. Я с Владом, Ольга Смирнова и Денис Савин, Кристина Кретова вышла Паулиной.

В.: Полагаю, не все артисты знают английский в совершенстве. Как вы общаетесь с иностранной командой? У вас есть переводчик?

М.: Да, всегда. На всех постановочных, когда мы работаем с иностранным хореографом, всегда присутствуют переводчики – французский или английский.

В.: Хореограф приезжает не один, с командой?

М.: Приезжает хореограф, ассистент, репетиторы. У Кристофера была очень большая команда. На каждую партию у него был свой ассистент, поэтому были параллельные репетиции.

В.: Особенные чувства испытываю к этому балету.

М.: Я тоже!

В.: Для меня это в первую очередь, наверное, связано с тем, что до того, как начались постановочные, мы вместе с Кристиной Кретовой впервые смотрели запись оригинала. В то время, когда Кристина готовила спектакль, у нее совсем не было времени читать источник, и я пересказывала шекспировскую «Сказку». До сих пор вспоминаем это время.

М.: Я тоже читала. Естественно, есть некоторые расхождения. «Сказку» люблю всем сердцем. Очень благодарна, что Кристофер поставил меня в первый состав. Вообще, весь репетиционный процесс был каким-то особенным. Всегда все с большой радостью приходили на репетиции, хотя материала было много. Было очень интересно.

М.: Для меня всегда остаётся очень большой вопрос к руководству театра — почему вас так редко ставят в пару с Ваней? В том же Спартаке или Иване Грозном? Ведь, казалось бы, нет станцованнее дуэта, чем дуэт пары, которая и в реальной жизни составляет союз.

М.: Это не наше решение.

В.: А какое удовольствие я получила на «Дракуле!» Я давно вас вместе не видела на сцене, и как раз обсуждали недавно с Машей, почему же вас редко ставят.

М.: У вас еще маленькая дочка. Ане еще и 4 лет нет. Сейчас это в принципе не проблема для артисток балета – многие рожают и не раз, чего раньше не было в общем.

М.: «Раньше» — это понятие достаточно давнишнее.

В.: «Раньше» имеются ввиду времена, когда были сбитые балерины. Очень давно. (смеются)

М.: Для меня пример — Олеся Новикова, замечательная балерина Мариинского театра, у нее трое детей. Восхищаюсь ею.

М.: Но все же – как ты все успеваешь? Напряженный график в театре, муж, ребенок, еще и себе уделить время. Или на самом деле ты ничего не успеваешь? (смеются)

М.: У нас такое время. Приходится все успевать. А как по-другому выжить? На самом деле, все дело в твоих целях. Как ты их ставишь перед собой, как себя настраиваешь. Я всегда стараюсь быть максимально собранной. У меня всегда есть план: репертуар, как проводить время с Аней, Ваня – где Ваня? Куда он перемещается? (улыбается) Это тоже особый разговор, очень смешной. Всегда, когда мама меня спрашивает: «Когда приезжает Ваня?», у меня есть волшебная таблица его перемещений: когда, где, в каком городе он и когда возвращается. (смеются) Все в нашей голове.

М.: Тебе легко далось возвращение на сцену после декрета? Кстати, не очень продолжительного. Ты родила ребенка в июне, а в середине осени уже вышла на сцену…

М.: О, возвращение — это тоже отдельная тема (смеется). Рассказываю историю. У меня в голове был свой план — выйти с нового сезона в театр. Через месяц после того, как родила Анечку, я начала заниматься. Процесс вхождения в форму, надо сказать, то еще удовольствие было. Честно вам признаюсь, на протяжении всей беременности, с того дня, как только я узнала о ней на сроке 2-х недель, я ни разу не садилась на шпагат. Нет, один раз, уже с большим животом, села — было интересно попробовать и разнообразить нахождение на диване (улыбается). Я не занималась, ничего не качала, не было даже желания. У меня тогда как раз стоял «Спартак», «Герой нашего времени» и первое выступление в «Щелкунчике». Я Ване сказала: «Ну может я хоть Спартак станцую…» Он: «Я тебя не буду поднимать! Не надейся! Хочешь — танцуй» (смеется) Ну сама же я не поднимусь. А «Герой» — там вообще все поддержки за живот. Тогда я села и подумала о своих приоритетах. Я знаю, что многие балерины танцуют до 4-х месяцев беременности, но для меня это было настолько долгожданно, что я бы себе никогда в жизни не простила… Так что на следующий день я пришла в театр и торжественно сообщила новость Нине Львовне. А когда родила, уже «начистила лыжи», чтобы заниматься и была готова. Я вошла в форму и планировала в ноябре станцевать «Спартак». Но тут звонит Галина Олеговна Степаненко с предложением согласиться на авантюру. В тот момент на Новой сцене проходили гала-концерты звезд балета, мне предложили «Видение розы» (Михаила Фокина, прим.) с Димой Гудановым. Для балерины это спокойная, без напряжения, партия, идеальная для первого выхода после декрета. Я согласилась. Но случилось, что случилось. Перед вторым актом я стою в кулисе вся готовая, в гриме, и тут прибегает Галина Олеговна и анонсирует, что «Видения розы» не будет. В общем, Дима травмировался в первом акте во время другого номера, я понимаю, что «Розы» не будет. Я так в этом костюме, с этой шалью, в гриме начинаю реветь горючими слезами, а концерт начинается со второго номера. На следующий день был концерт №2. Партия Розы довольно специфическая, ее танцуют не все, но благодаря Славе Лопатину, который за ночь вспомнил порядок, днем ему кое-как сделали костюм, и мы станцевали. В общем, я вышла раньше, чем планировала. Сейчас все это весело, все эти истории, а тогда… Наверное, эти ситуации продолжают закалять мой характер, и я ко всему отношусь теперь с юморком. Юмор в наше время очень важен, без него не выжить.

В.: Многие исполнительницы делают акцент на том, что осознают даже старые роли по-новому после того, как стали матерями. Ты тоже мама. Как изменилось твое ощущение на сцене после рождения Анечки? Можешь мне как-то описать?

М.: Не знаю, как это работает. Могу сказать не только за себя. Практически у всех первые полгода/год почти отсутствует усталость. Я танцевала спектакль и даже не уставала, когда исполняла технически сложные партии. Возможно, это связано с тем, что это стрессовый период в жизни матери — ребенок маленький, все время думаешь о нем, заботишься. Но проходит это время, и все снова возвращается в исходную. Могу сказать, что меняется мировоззрение, приоритеты в жизни. Если раньше можно было после спектакля спокойно пойти на массаж или заняться другими своими делами, то сейчас, сверкая пятками, бежишь к своему маленькому существу, которое еще ничего не может самостоятельно. Весь мир крутится вокруг этого человека. На самом деле, рождение ребенка – это чудо. Конечно, когда смотришь, что это все твое родное, все меняется, карьера уже не стоит на первом месте. Это, действительно, правда жизни. Все балерины, у кого есть дети, это скажут. Дети — самое важное в нашей жизни.

В.: А что касается непосредственно самих партий, ты чувствуешь их как-то по-другому?

М.: Знаешь, все партии, которые мы исполняем, растут вместе с нами. Даже если нет детей, «Жизель» тогда и два года спустя будет разной. Не знаю, связано ли это с материнством, периодом отсутствия в твоей жизни сцены, жизненного переосмысления. Конечно, ты меняешь свою трактовку всего.

М.: Да, но я отмечала, что многие писали о том, что после выхода из декрета твой танец стал еще лучше.

М.: Мне многие говорили об этом. Но я не почувствовала в себе такого щелчка: «Вот я проснулась, я другая.» (улыбается) Я не могу сказать точно, что это связано с материнством или просто с приобретенным опытом на сцене. В жизни я человек эмоциональный, импульсивный, поэтому не могу точно сказать, с чем это связано.

М.: Когда мы читаем интервью с разными артистами Большого, или когда сами с ними разговариваем, то слышим очень разные точки зрения об атмосфере в коллективе. Кто-то говорит, что для него театр это семья, а кто-то, что там трудно найти настоящую дружбу, и всегда есть дух соперничества – как у тебя с этим обстоят дела? Театр – твой дом или только место работы?

М.: Я не знаю, я никогда не чувствовала какой-то такой атмосферы. Театр это, конечно, мой дом, второй десяток лет там работаю. Ваня очень правильно однажды сказал: «Все идет из твоего нутра, если ты хочешь видеть нездоровую атмосферу, ты видишь ее, а если ты занимаешься своим любимым делом, то этого не будет вокруг тебя». Лично я не вижу нездоровой конкуренции, стекла в пуантах и подобного – это придумано. Возможно, были единичные случаи. А так все дружелюбные. Вот мы сидим на этаже, и солистки и кордебалет – всегда все поддерживают друг друга, помогут в любой ситуации. Определенная сплочённость в театре присутствует, мне кажется.

В.: Я думаю это вопрос больше не к театру, а вопрос отношений в коллективе. Одни и те же проблемы возникают и в театре и в других крупных компаниях.

М.: Да и от того, как люди к тебе относятся, многое зависит. Мне всегда приятно, когда девчонки из кордебалета пишут мне поздравления или эмоции после моих выступлений. Для меня это очень важно.
В.: Мы предоставили возможность нашим подписчикам в Instagram задать вопросы, но так как мы по времени вышли за рамки, зададим лишь два.

М.: Первый вопрос был «Когда же ты покажешь лицо Анечки в Instagram?»

М.: Честно, я на каком-то распутье. Мне кажется, это должен быть ее выбор — появляться ли там, поэтому на протяжении всего времени я не афишировала свою беременность. Многие даже не знали, что я нахожусь в декрете. Так что это спорный момент. Ваня в целом со мной согласен. Она уже очень активная, сама снимает сэлфи, усаживает нас и говорит «Мам, ты подвинься поближе и улыбнись давай» (улыбается). Так что я не удивлюсь, если завтра она скажет «Сфотографируй меня и выложи». Но то, что я наблюдаю в Instagram последние года, то, что происходит с нашим миром — это тихий кошмар.

В.: Теперь можно мой вопрос? Мне очень понравился вопрос @safon_75 из Афин, а именно: можно ли у Маши спросить рецепт котлеток, которые она жарит для мужа? (Смеются в голос)

М.: Я помню было интервью, когда Ваня рассказал, что чуть ли не отменил прием у Путина, потому что ему надо было домой к жене на котлетки.

М.: Когда было открытие Олимпийских игр, Ваня уже собрался домой, поехал в аэропорт, а я котлеток наготовила дома, гречечку сварила. И тут Ване приходит приглашение на следующий день на этот прием, а он: «Как так, у меня же котлеты дома?!» (смеются) Было смешно. Ну что, реально рецепт?

В.: Давай!

М.: Котлеты из индейки. Трем на мелкой терке лук, хлеб замачиваем в молоке, смешиваем все с фаршем, добавляем яйцо, солим и побольше перчим. Обжариваем с двух сторон, затем заливаем воду в сковородку, кладем лавровый лист. Закрываем крышкой и ждем пока вода выкипит, периодически переворачивая котлетки. Обычный рецепт! (улыбается)

В.: Как мне жаль, что мы не видео-интервью берем сейчас! Рецепт от Марии Виноградовой! (смеются) Подписчица ждет тебя в Афины. В общем, Маш, спасибо тебе большое, я уже не думала, что мы возьмем это интервью..

М.: Действительно, у нас были бесконечные накладки, спасибо тебе, что эта встреча произошла!

Фото обложки: Андрей Байда