КРИСТИНА КРЕТОВА

В.: Но потом же ты все равно там оказалась?

К.: Потом было уже стечение обстоятельств. После того, как я проработала 8 лет в Кремле, я ушла в декрет. После родов вышла на 10-ый день к станку. Не потому, что я сумасшедшая, а потому что мне было легко. Во время беременности я не занималась, как сейчас это делают многие девочки. Я продолжала учиться в ГИТИСе и давала классы в театре. Мне помогала мама, у меня была няня, и я могла себе позволить уехать на 2 часа. Я успевала все, как и успеваю по сей день. Просто некоторые себе ставят рамки и какие-то ограничения — у меня нет времени на то, я не успеваю это. На самом деле, если захотеть, ты успеваешь абсолютно все. Я занималась и немножко репетировала. В это время Кремлевский балет уехал на гастроли. Из педагогов никого не было, а я не люблю репетировать сама. Я пошла в «Стасик» (Театр Станиславского и Немировича-Данченко прим.) заниматься классом. Там меня увидел Сергей Филин, который позвонил Семизоровой. Правда, на тот момент она уже была педагогом в Большом театре.

В.: Как ты узнала о том, что Семизорова перешла в Большой?

К.: Во время моей беременности ей предложили ставку педагога в БТ. Она позвонила и рассказала об этом. Большой театр – ее дом, в котором она выросла, и где была создана легендарная Нина Семизорова. Поэтому я сказала, что мы навсегда останемся вместе, и что я полностью поддерживаю ее решение. Я бы на ее месте поступила так же.

В.: И Филин тебя приглашает?

К.: Семизорова рассказала мне, что звонил Филин, сказал, что видел меня в театре и спросил: «А что она хочет перейти в «Стасик?» — «Нет, она просто занимается, входит в форму». Филин попросил меня зайти к нему в кабинет и предложил перейти к нему в труппу сразу же. Я отказала.

М: Причина?

К.: Театр Станиславского был для меня, знаете, таким закрытым. У них была собственная коалиция, не знаю… Свой клан.

В.: Вопреки этому не хотелось туда попасть?

К.: В планах такого не было. Не знаю почему…

В.: А в Кремле не так?

К.: Кремль – это семья. Если вы представляете себе общежитскую семью, студенческую семью… Это Кремлевский балет. Мы там существовали вообще без зависти, без лукавства. Мы были просто огромной семьей. Я до сих пор со всеми хорошо общаюсь. Я отказала, и Сергей Филин предложил мне станцевать хотя бы пару спектаклей, просто как приглашенная артистка. Я станцевала «Дон Кихот» и «Лебединое озеро». И меня, на удивление, хорошо приняла труппа. Когда Сергей Юрьевич вернулся к вопросу о том, чтобы я все-таки перешла туда, я поняла, что в Кремле я уже достигла своего потолка, и что у меня нет теперь Семизоровой. Я сказала уже все, что хотела, так почему бы не сделать новый шаг? Я пришла работать в «Стасик», проработала там год, перетанцевала почти весь репертуар. А потом случилось то, что случилось (улыбается).

М.: И не только мы и другие зрители, но даже Татьяна Кузнецова в своей статье в «Коммерсантъ» написала, что ты лучшая Каренина в БТ.

К.: Это тоже ее субъективное мнение. Лучше — не лучше, просто по-другому.

М.: Какое у тебя вообще ощущение от этой партии?

К.: Во-первых, Джон Ноймайер является моим фаворитом среди балетмейстеров. Я обожаю его спектакли, его трактовку. Будучи далеко не русским человеком, он делает это потрясающе. Для человека, который любит играть драматические партии, как мне кажется, Анна Каренина — это роль №1. Поэтому я всеми зубами за нее схватилась. Он меня выбрал на две партии — Долли и Каренина. За Анну я схватилась и не отпускала до последнего, пока он не сказал, что все-таки я –Анна.

В.: А Долли ты когда-то пробовала танцевать?

К.: Никогда. Он мне сказал сосредоточиться на Анне. Еще раз повторюсь, я просто обожаю драму. Меня всегда ассоциируют с какими-то более живыми партиями, такими как Китри или Жанна, но это все было до поры до времени. С того момента, когда я станцевала Каренину, или может быть Татьяну, тогда люди действительно сказали: «А она ничего» — я это и читала, и слышала. Просто иногда людям непривычно, что человек может создавать и другие образы. И я не скрываю, что я сама себя снимала на камеру или зачастую перед зеркалом пробовала мимику, смотрела фильмы, перечитывала книгу. Я искала, то, что нравится моему глазу. Например, как играет та же Кира Найтли в фильме «Анна Каренина», ее ужимки или какое-то стеснение — я брала эти моменты и переносила на себя, смотрела, как это будет на мне. В общем, я очень плодотворно над этой партией поработала.

М.: Мы все знаем твою замечательную работу в «Даме с Камелиями» Ноймайера. А ты бы хотела станцевать Маргариту в этом спектакле?

К.: Да, пожалуй, это остается пока еще моей несбывшейся мечтой. Я бы очень хотела станцевать Маргариту. Мне кажется, я уже сейчас в таком возрасте, когда она мне бы очень подошла. Я ее бы поняла, приняла и сделала бы по-своему. Когда Ноймайер проводил кастинг, я очень расстроилась, что меня не выбрали и дали Прюданс, хотя я ее тоже обожаю. Девочки, признаюсь честно, когда я увидела в этой роли Захарову, я себе сказала: «Кретова, слушай, ты — классная Прюданс, а Захарова — потрясающая Маргарита». Ее не превзойти, и я сейчас наслаждаюсь, глядя на нее. Я бы хотела ее исполнять так же, как она исполняет.

М.: Мне кажется, что ты могла бы что-то свое привнести, но не менее классно это сделать. По-другому.

К.: Возможно. Уверена (улыбается).

М.: Балеты Ноймайера, помимо технической составляющей, требуют драматического таланта. И тут тебе нет равных.

В.: Двигаемся дальше. Близится любимая мною «Симфония до Мажор».

К.: Да? Ты ее любишь? Интересно.

В.: Ты танцуешь ее 5 февраля. Я помню, что в прошлый раз ты участвовала в двух частях — в 3-й и 4-й? Сейчас так же?

К.: Тогда был премьерный блок, было 5 спектаклей, поэтому я танцевала первым составом 4-ю часть, и, по-моему, третьим составом 3-ю часть. А сейчас у нас по два спектакля, поэтому сейчас у меня только 4-я часть.

В.: Учитывая твои драматические способности, тебе интересно танцевать неоклассику или бессюжетную классику, или это больше из разряда «надо»?

К.: Баланчин — это не неоклассика, для меня это голая классика, все равно, что «Лебединое озеро». Это как ты с утра встала, умылась, расчесала свои волосы, также и я «причесала» себя этими классическими движениями, пятыми позициями, чего практически нет в той же «Карениной». Я себя всегда «причесываю» этими партиями. Когда у меня нет классического репертуара, таких спектаклей как «Баядерка», «Дон Кихот», «Лебединое озеро», а это случается крайне редко, я беру классику сама для себя. Это действительно «чистка», поэтому такие партии нужны, чтобы ты совсем не закрутился в обратную сторону, это просто необходимо. Они безумно сложные. Безумно. Там техника на грани фантастики, причем во всех частях. Поэтому мне самой это нужно, и я никогда не отказываюсь несмотря на то, что мой спектакль длится 4 минуты. Но это такой адреналин и такая зарядка!

М.: И следом в феврале у тебя «Ромео и Джульетта», это нормальный для тебя ритм? Тебе легко справляться с такими переходами от одной вещи к другой?

К.: На самом деле, резких переходов нет. Понятно, что я буду их репетировать одновременно. Я тебе так скажу — лучше, когда много работы, и она вся разноплановая. Ты находишься в таком тонусе, твое тело настолько в работе! Я на «Щелкунчиках» в этом году заметила: я в прошлом году в моменте со «Снежинками» просто умирала, а в этом году я практически не вспотела. У меня сейчас насыщенный график, много приглашений и, слава Богу, что и в театре много работы. Для моего тела это гораздо легче.

М.: Опять, возвращаясь к «Ромео и Джульетте», я очень хорошо помню, как ты готовила эту партию в форсмажорных обстоятельствах, всего за три дня.

В.: А мне расскажите, я вот не знаю об этом.

М.: Да, Вер, наверное, мы еще не были тогда знакомы. Во-первых, если можешь, расскажи почему так получилось? Во-вторых, повлияла ли эта ситуация на твое отношение к этой партии, было ли оно более трепетным из-за того, сколько было вложено сил и нервов?

К.: Честно скажу, я была воспитана на «Ромео и Джульетте» Григоровича, и мне очень нравился этот спектакль. Нравился с драматургической точки зрения, нравилось, как выстроено адажио, я обожала партию Тибальда, и вообще, моя первая любовь – артист, который танцевал эту партию. Ратманский стал для меня вторым балетмейстером, у кого я увидела вживую этот спектакль. Он сделал свои составы, я была, по-моему, в 8-м, всего было 11. И, понятное дело, он делал ставки на девочек, которых знал. И я с ним полностью согласна. Я к тому моменту знала очень хорошо первый акт, не очень второй и совсем плохо третий. Когда ты понимаешь, что составы уже сформированы, а у тебя идет текущий репертуар, ты потихонечку отлыниваешь от постановочных репетиций, понимая, что надежды нет. Так и случилось – премьерный блок станцевали 3 другие балерины. И наступает второй блок, в котором опять те же балерины стоят на афише. У меня идет генеральный прогон «Укрощения строптивой». В антракте беру телефон, вижу, что у меня пропущенные вызовы от руководства. Я, естественно, думаю — приму мне сейчас не должны дать, поругать меня не за что, значит, что-то я должна заменить. Ближайший спектакль — «Ромео и Джульетта». И я тогда себе уже абсолютно четко сказала «да». Мне очень понравилась партия, которую сделал Ратманский. И когда я зашла в кабинет Махара Хасановича (худрук Большого театра прим.), он мне сказал: «3 дня». Я ему ответила «да». Он говорит: «что да? Три дня!» Я: «Только скажите, кто партнер». Ответ: «Я еще не знаю» (улыбается). Там действительно была экстренная ситуация, и никого не оказалось, ни мальчиков, ни девочек.

В.: Я, может, чего-то не понимаю, объясните мне. 11 составов! Для чего? Я имею в виду, какая вероятность того, что даже до 8—го состава дойдет очередь? Зачем столько? Есть ли в этом глубокий смысл?

К.: Ты знаешь, по ходу репетиций многие отпали. Вопрос в другом: почему именно ко мне обратился Махар Хасанович (смеется), хотя были Никулина, Шипулина, которым, как и мне, отказали в премьерном блоке. У меня, естественно, выросли крылья. Я вообще такой человек, никого никогда не подвожу, лучше разобьюсь в лепешку. Вот так мы и вышли за три дня. Конечно, пока не станцуешь эту партию, до конца не понимаешь, насколько она прекрасна, насколько она трагична. После того как закрылся занавес, я зашла за кулисы, и из меня полился поток истерических слез.

М.: Они уже были у тебя на поклонах.

К.: (улыбается) Это было еще до этого, на поклонах я продолжала. Но это были хорошие слезы.

В.: Моей голове неведомо, как именно возможно такое перевоплощение? Если мы говорим о таких партиях, как Маша из «Щелкунчика» или Джульетта, и как сильно ты меняешься в «Карениной», где ты секс-символ?

К.: Для этого и существуют актеры. Поэтому не каждый может быть актером.

М.: Просто часто бывает, что у артиста есть определенное амплуа, в рамках которого он органичен.

В.: Да, а ты очень разноплановая артистка. Для меня это загадка.

К.: Я стараюсь наблюдать за детьми, когда играю Мари, смотреть фильмы, есть определенный ряд актрис, чья игра мне нравится. То есть, когда ты видишь мимику, жесты, которые символизируют определенное состояние человека или его возраст. Просто я это замечаю.

М.: А ты не хотела бы в кино сняться?

К.: Очень хотела бы! Правда. Пока не предлагали.

М.: После нашего интервью точно предложат!

В.: Любой жанр?

К.: Не знаю. Надо пробовать.

М.: Расскажи, как проходит твой день, когда у тебя спектакль? Какие чувства до спектакля, после?

К.: Классно проходит! Я очень стараюсь спать до 11:00. В обычные дни я просыпаюсь в 7:20, так как мне нужно отправить ребенка в школу. Соответственно, в 9:45 я уже выезжаю на работу и встаю к станку. А так, я просыпаюсь в 11 и очень медленно, с большим чувством, толком, расстановкой я ем свою замечательную кашу (смеется). Просто она очень вкусная, потому что я ее делаю с сухофруктами, орешками, на соевом молоке. И я ее смакую около часа, вместе с чашечкой кофе. И смотрю телевизор. Потом я встаю к плите и готовлю что-нибудь вкусненькое. Последний раз это были блинчики.

В.: Да, перед «Пламенем Парижа», я помню.

К.: Потом я выезжаю в театр, в 14:00-14:30.

В.: Я знаю, что ты достаточно закрыта перед спектаклем, стараешься особо не общаться с людьми и настраиваешься. А другие артисты более открыты. Такие как Ваня Васильев, например.

К.: Меня как-то Семизорова научила не растрачивать свою энергию, концентрироваться на спектакле. И волнение, конечно, тоже сказывается. У меня практически не бывает таких спектаклей, чтобы я не волновалась. Разве что Вера в «Герое нашего времени», где я волнуюсь буквально за пару поддержек, которые могут не получиться. А так, любой спектакль для меня очень волнителен. Поэтому лишний раз что-то у меня спрашивать…Ты нарывалась уже несколько раз (смеется). Я приезжаю в театр за 4 часа до спектакля и сначала иду заниматься, разогревать свое тело, потом я гримируюсь, делаю прическу. Потом я выпиваю чашечку кофе с каким-нибудь допингом – протеиновый батончик или шоколад. Перед спектаклем я обязательно принимаю душ. У меня такая традиция. После класса хочется все с себя смыть и выйти на сцену чистенькой. Во-вторых, это помогает для разогрева ног. И за 40 минут до начала спектакля я иду на сцену, пробую какие-то элементы, разогреваю свое тело, уже будучи в гриме и прическе. И за 10-15 минут до начала спектакля надеваю костюм. Снова возвращаюсь на сцену, пробую еще пару элементов. Открывается занавес, и я готовая, горячая. Иногда даже с потом на лице.

В.: А в антракте? Вот недавно Настя Винокур снимала, как ты чай пьешь в антракте…

К.: Ну Настя меня спросила перед тем, как снять. Она меня знает. Поэтому это было постановочное видео (смеется).

М.: А после спектакля? Ты хорошо спишь? Или не спишь?

К.: Как правило, до 4 утра не сплю. Но это смотря, какой спектакль. Если это вторая партия, допустим, Прюданс или Ольга из «Онегина», которые полегче эмоционально, то я нормально засыпаю. А если это «Пламя Парижа» или «Каренина», страсти бушуют, и тело твое еще танцует. И даже если ты попробуешь лечь, пока все мысленно не протанцуешь, не успокоишься.

В.: Мы недавно с тобой ездили на твои гастроли в Алматы. Фильм об этом уже есть на нашем сайте. И мы с Машей обратили внимание, что у тебя вообще очень много гастролей. То есть, не у всех артистов на данный момент такая большая занятость вне Большого театра. Учитывая то, что у тебя и в театре очень плотный график. Как ты все успеваешь, как так получается и почему так много гастролей?

К.: Во-первых, как ты уже сказала, потому что у меня обширный репертуар. Меня легко позвать на какой-то спектакль, потому что я танцевала практически все. Я имею в виду классические постановки. Во-вторых, потому что я мобильная. Мне однажды позвонили и сказали: «Мы тебя умоляем, завтра «Дон Кихот», у нас никого нет». Я говорю: «Хорошо, я в театре, сейчас возьму пуанты и вечером к вам выезжаю в Петербург.

В.: То есть, ты в себе уверена, и тебе не нужна подготовка?

К.: Когда тело в тонусе – да. И мне надо выручить людей. В-третьих, я не всегда гонюсь за огромным гонораром, а многих импресарио это пугает. Пугает то, что у артиста Большого театра очень большой гонорар, или сам артист себе назначает довольно большую сумму. Я всегда лояльна в этом вопросе. Если у организатора есть возможность мне хорошо заплатить, по моим меркам, я буду рада. Если у вас нет такой возможности, но вы очень меня хотите, и сумма адекватная, я пойду на уступки. В-четвертых, мне кажется, я неплохо танцую (смеется).

М.: С руководством не возникает проблем на эту тему?

К.: Я всегда стараюсь, чтобы это не пересекалось с моим текущим репертуаром в театре. Обычно все гастроли планируются заранее. Но если мне скажут – Каренина или 10000$, я выберу Каренину(смеется). А в случае какого-то другого спектакля, может быть, выберу деньги.

В.: Бывало такое, что не отпустили на гастроли?

К.: Нет. Махар Хасанович просит заранее все говорить. В принципе, в театре всегда есть замена. У нас на каждую партию минимум три состава. По-моему, у нас есть только один балет, где их два, это «Укрощение строптивой». И то, в этот раз была такая ситуация, что я договорилась о поездке в Мексику, и неожиданно поставили этот спектакль. И так как меня уже Махар Хасанович отпустил в Мексику, он сам лично пригласил танцевать в этом спектакле девочку из балета Монако. Такое было впервые.

В.: Мы знаем, что ты не раз уже была в Китае на гастролях. Почему ты так часто туда ездишь?

К.: Вообще сейчас Азия очень интересуется балетом. Китай стал в этом походить на Японию. Японцы сходят с ума по балету. Так и Китай с ними сейчас шагает в одну ногу. Недавно они у меня брали интервью, и меня очень сильно удивил их вопрос. Китаец-журналист на русском языке спросил меня: «А вы знали, что в Китае вас считают второй Улановой?». Я говорю: «В смысле?». Он сказал: «Ну вот, китайцы вас так любят, как в России любили Уланову». Такой интерес — это стечение обстоятельств и правильная компания. Когда ты приезжаешь в числе таких звезд, как Владимир Малахов, и рядом работают артисты из Гранд Опера, Ла Скала, то, конечно, люди тебя ставят с ними в один ряд, и ты априори становишься их любимчиком, даже если ты плохо танцуешь. И так сложились обстоятельства, что абсолютно разные 4 компании позвали меня 4 раза за прошлый год в Китай.

М.: Мы с Верой слышали разные мнения по поводу вашего отпуска, отдыха и, в том числе, про занятия классом во время отпуска. Мы знаем, насколько ты дисциплинированный и организованный человек. Но насколько возможно, что ты дашь себе поблажку и дашь себе отдохнуть?

К.: Конечно, я же не робот. Бывают дни, когда, прямо скажем, совсем не хочется. Ты не хочешь идти на класс и «точить носок», но ты прекрасно знаешь, что тебе потом станет хорошо, и мои мышцы скажут мне спасибо, что я их разогрела. Это, как твоя тренировка в спортзале – тебе же не каждый день хочется тренироваться. И потом, класс просто необходим артистам балета. Он не дураками придуман, не зря сделан. Главное — это найти себе мотивацию. Я, например, надеваю красивый купальник или юбочку и знаю, что некоторые артисты балета мужского пола отметят, как я выгляжу. Кстати, недавно я даже выпустила собственную коллекцию одежды вместе с Ballet maniacs, где я воплотила свои идеи. Но иногда я просыпаюсь с таким чувством, что буду сегодня делать класс до конца. Класс состоит из 3 частей – станок, середина и прыжки. До прыжков обычно доживает 10-15% основной массы – либо молодежь, либо такие, как я – кому надо. Есть такое слово – надо, и все.

В.: Сколько ты можешь не заниматься в отпуске?

К.: В этом году была такая ситуация, что я пропустила 3 дня. Я была в Италии, но и там я старалась сесть на шпагат, покачать пресс. Но после того, как я приехала, я первым делом побежала заниматься. Иногда сама над собой смеюсь. Вот представь человека, который привык всю жизнь вставать в 8 утра, и ему уже можно не заводить будильник. Так и у меня — мое тело просит нагрузки.

В.: Интересно также узнать о твоих проектах, не связанных с Большим театром и вообще с балетом. Мы с Машей знаем, что ты очень вкусно готовишь. Знаем, пробовали. У тебя есть проект. Ты ведешь кулинарную передачу. Во-первых, как часто ты это делаешь?


К.: Передача выходит раз в неделю с сентября. Ее можно посмотреть в YouTube и на телеканале Царьград. Как это все случилось? У меня есть подруга, которая очень часто делает разного рода интересные, познавательные вечеринки. Это и литературные вечера, и кулинарные мастер-классы. Однажды на такую встречу пришла Генеральный директор Елена Шаройкина. Она увидела, что я хорошо готовлю. У нас был девичник, и я закрыла верхнюю дверцу кухонного шкафа ногой. И она была в шоке, что я балерина. Потом через несколько дней она мне позвонила и предложила такую идею – еще ни одна балерина не готовила на телевидении. Вот так это все случилось. Я решила попробовать. У меня уже был опыт работы на телевидении. Я сидела в жюри проекта «Танцы» на ТНТ, «Ты-супер» на НТВ.

М.: Я, кстати, впервые увидела тебя именно на проекте «Танцы», а потом уже в Большом театре.

К.: Еще был проект «Болеро» на Первом канале. Там мы танцевали с фигуристами. Участвовали я, Катя Крысанова, Наташа Осипова, Женя Образцова.

В.: А какая концепция у этого кулинарного проекта была изначально?

К.: Была концепция «Смака». Но я готовлю только те блюда, которые сама употребляю в своем рационе. Понятно, что сейчас мы уже отсняли более 20 программ, и я уже все свои блюда приготовила. Поэтому я очень часто придумываю что-то новенькое и выкладываю это в Instagram, именно для этой программы. Но все эти блюда низкокалорийные.

В.: Буквально сегодня, в день нашего интервью, ты анонсировала новый проект в своих соцсетях.

К.: Да, я ездила в Питер на днях. Это предложение мне было сделано Игорем Колбом – артистом Мариинского театра и Сергеем Величкиным. Они ведут проект «Dance Dance Dance», который сейчас успешно набирает обороты не только в Санкт-Петербурге, но и в других городах. И они предложили мне сделать под этой эгидой свой сольный спектакль. Изначально проект задумывался с тремя балеринами. Но концепция поменялась, теперь вместе с Джулианом Маккеем мы показываем два одноактных балета. Задача — показать меня в необычном амплуа. Я очень долго искала себе балетмейстера, сейчас много молодых ребят, которые ставят интересные проекты. Но мне всегда нравился один хореограф и исполнитель, это Дима Маслеников, участник проекта «Танцы». Я позвонила Егору Дружинину, проконсультировалась с ним. Мне очень понравились либретто и хореография, которые Дима подготовил для меня. Я сейчас не хочу много об этом рассказывать, потому что это только первая стадия работы. Завтра у нас начинаются репетиции.

М.: Это будет сольная программа?

К.: Нет, 45 минут для меня одной это тяжело. Со мной будут участвовать два артиста Большого театра – Артур Мкртчан и Егор Геращенко. Мы будем танцевать трио. И я буду танцевать фрагмент одна. Это произойдет 26 марта и 21 мая в Санкт-Петербурге в Александринском театре.

М.: Мы знаем, что у тебя огромное количество поклонников. Ты одна из тех, кого всегда встречают у служебного входа после спектаклей. Насколько это тебе помогает?

К.: Это настолько важно для каждого артиста! Даже если артист вам скажет, что ему это неважно и не нужно, это неправда. Мы танцуем для вас, для зрителей. Что касается поклонников, я всегда к ним стараюсь относиться очень лояльно, я понимаю, что для них это как неоконченный спектакль, они получают свой кайф от этого. После последнего спектакля «Пламя Парижа» произошла такая интересная история. Мне в Instagram многие пишут свои хорошие отзывы, пожелания, желают карьерного роста. Я стараюсь всегда отвечать. Если мне напишут, что чей-то ребенок хочет заниматься балетом и попросят совета, я всегда отвечу, потому что мне хочется помочь людям. Это, как если бы мне ответила Бьонсе, которую я обожаю. Мне бы было это приятно. И я всегда стараюсь ставить себя на их место. Я открыта к этим людям, поэтому они меня ждут. Они хотят узнать какие-то новости, услышать, как мне работалось с тем или иным партнером на спектакле, высказать свое мнение. И вот я выхожу после «Пламени Парижа» и иду в окружении своих постоянных поклонников. Они меня всегда провожают до машины, помогают мне нести цветы. И вдруг очень красивая женщина в белой норковой шубе идет нам навстречу с программкой в руках и говорит, что для нее такое удовольствие было смотреть спектакль. Я поблагодарила ее за эти слова, и мы разошлись. Дома я распаковываю цветы, вижу в записке ник своей подписчицы и сразу ей пишу «спасибо за цветы». Мы с ней переписываемся на протяжении года. Она мне отвечает: «Я так счастлива, что увидела Вас вживую сегодня. Я была в белой шубе с программкой и постеснялась взять автограф». То есть человек, с которым я год переписывалась, постеснялся взять автограф! Есть такие артисты, которые очень сухо общаются со своими поклонниками. Но я их очень люблю, и чем их будет больше, тем я буду лучше танцевать. Ведь я все это делаю для вас!

В заключение я хочу сказать такую вещь. Я очень ждала этого года. Во-первых, это мой год. Во-вторых, меня сейчас окружают такие люди, которые дают мне очень многое в жизни. И я понимаю, насколько я благодарна своим родителям за то, что они не побоялись отправить меня в Москву. Потому что для них это было довольно проблематично с финансовой стороны. Они очень во многом себе отказывали. Это понимание приходит со временем. Сейчас я даже не могу себе представить, кем бы я была, родившись в г. Орел? Конечно, сейчас я стараюсь их отблагодарить и сделать их жизнь прекрасной. Все, что я сделала после этого, все это я сделала сама. После того, как я выпустилась из Академии, я позвонила родителям и сказала, что я пошла в Кремлевский балет, что мне дали квартиру в Бутово, и мне надо купить сковородки. Готовить я тогда вообще не умела, мое первое блюдо было яичница, и пожар был до потолка. Я не знала, что нельзя лить масло на раскаленную сковородку…

В.: Смотрите кулинарное шоу с Кристиной Кретовой! (смеется)

К.: И сейчас я пришла к такому осознанию, что тот адреналин, который ты получаешь, выходя на сцену… Его даже нельзя словами описать, его можно только почувствовать… Под этим адреналином ты делаешь такие вещи, которые до этого у тебя вообще не получались. А бывает, что ты не можешь справиться с волнением. Я всегда молюсь, чтобы Всевышний дал мне сил, красоты и желания: сил, чтобы выдержать весь балет, красоты, чтобы зритель насладился, и желания, чтобы мне хотелось танцевать этот спектакль. В «Пламени Парижа», когда открывается занавес, ты стоишь и смотришь в зал, минуты две, пока оркестр играет увертюру. В этот момент я поймала себя на мысли, что благодарна Богу за то, что именно Я стою на сцене Большого театра, и на меня смотрят тысячи глаз!

В.: Ты, конечно, относишься к той группе артистов, кого зрители и правда очень любят.

К.: Это не сразу произошло со мной. В Большом театре было все. И те, кто меня раньше не любил, сейчас ко мне относятся с большим трепетом и уважением. Потому что видят, что я не шарик надутый, а я люблю работать. Некоторые мои партнеры говорят: «Балет с Кретовой… ну понятно, значит, сейчас придется все по 10 раз прорепетировать…» Потому что я все делаю на максимуме. Мой педагог рассказывала мне что, когда она репетировала с Галиной Улановой, она в жизни не позволяла себе останавливаться на репетиции, пока сама Уланова не говорила «стоп». Мне это так запомнилось! И она мне не раз говорила, что обожает, как я работаю. Это как пирожки: вот ты их слепил и положил в духовку, достал и сам съел. Сделал всю свою работу сам.

В.: Некоторое время назад один человек в Большом театре мне сказал, что он очень уважает тебя за верность и преданность одному педагогу. Это действительно так важно для артиста, чтобы был один педагог?

С Ниной Львовной Семизоровой
К.: Понимаешь, педагог – это твой сенсей. Наставник по жизни. Человек, от которого ты хочешь взять все, чтобы потом при возможности передать это кому-то еще. Я вообще не представляю работу без своего педагога. Со мной нужно только кнутом. Мне всегда нужен глаз. Это профессия, где ты постоянно чему-то учишься.

М.: А ты себя видишь в будущем педагогом?

К.: Недавно, я выпускала нового артиста в «Щелкунчике», Егора Геращенко. Он работает с Никоновым. И когда мы репетировали с Егором Никонов сказал: «Да я вообще ни за что не волнуюсь. Ты знаешь, Егор, она будет потрясающим педагогом». Когда я услышала эту фразу, задумалась, так как после выпуска, как одну из лучших учениц ГИТИСа, меня попросили какое-то время преподавать. И честно вам скажу, я согласилась, потому что это огромная честь, но в тот момент мне было скучно. Я никогда не стараюсь хвататься за два дела одновременно с той же энергией, с которой я хватаюсь за балет. Я знаю точно, что я буду хорошим педагогом. Во-первых, потому что знаю, как это делается, во-вторых, потому что у меня были хорошие педагоги, и, в-третьих, потому что я закончила ГИТИС. Но сейчас я еще не готова к этому. Не раньше, чем лет через 10.

Век балерины очень короткий, и нужно подготовить почву для того, чем заниматься дальше. Мне очень нравится телевидение, и мне это легко дается. Замечаю за собой, что я практически не теряюсь. На моих кулинарных шоу каждый раз у меня новые гости. И мне присылают по 4 страницы текста. Вы думаете, у меня есть время, чтобы это читать? Я читаю это по дороге на съемку. У меня хорошая зрительная память, так все балетные запоминают все именно зрительно. Но во время процесса приготовления пищи с другим человеком, даже если я забыла текст, я всегда найду, что у него спросить. Во время съемок я даже забываю, что меня снимают.

Смотрите фильм о гастролях Кристины Кретовой в Алматы в разделе Медиа